Hесколько строк на сломанном веере...

diev
Дал ссылку на статью.
Отрывок из статьи «Стихотворение Басё «Старый пруд» (автор В.Н. Маркова)

и собственного из diev
А вот из английских источников - Commentary by Robert Aitken:

Furu ike ya [Old pond!]
kawazu tobikomu [frog jumps in]
mizu no oto [water’s sound]

Так что же здесь первично было - Old pond!, курица или лягушка?.. - какие же разные приоритеты могут быть в версиях толкований!
...лягушка прыгает в звук - воды!.. А не традиция переводопонимания "раздался всплеск в тишине"...

На шестнадцатый день, когда небо прояснилось, я направил лодку по берегу Иронохама, чтобы набрать розовых раковин «масуо». Это морем семь ри. Некто Тэн'я наготовил в изобилии корзин и бамбуковых сосудов, посадил в лодку множество слуг, и при попутном ветре с моря мы пристали к берегу. На берегу кое-где есть рыбачьи домики и убогий храм Хокэдзи. Здесь мы выпили чаю, согрели сакэ; сумеречная грусть переполняла чувства.

О, как печально!
Сума*, ты затмеваешь
Осенний берег.

Берег, волн прибой.
Среди раковин видны
Хаги лепестки.

Все случившееся за день мне записал Тосай и оставил в храме.

( *Примечания )

Я навестил настоятеля храма Тэнрюдзи в Маруока: он мне издавна знаком. Некий Хокуси из Канадзава, немного меня провожая, сопутствовал мне до этих мест. Он то и дело советовал мне не пропускать видов* и говорил прекрасные изречения. Когда же предстояла разлука, -
Написав слова*,
Веер я бросаю прочь.
Расставанья грусть!
Вступил в горы Годзютёяма и совершил поклонение в храме Эйхэйдзи. Это храм, основанный монахом Догон Дзэнси. Он на тысячу ри удалился от столицы и оставил след своих дел в таких горах, - на то, должно быть, была у него почтенная причина.

26. Как Фукуи отсюда в трёх ри, то, поужинав, я вышел в путь и побрёл по смеркающейся дороге. Там живёт удалившийся на покой старик Тосай. Когда-то в прошедшие годы он побывал в Эдо и навестил меня. Тому уж больше десяти лет. Постарел он, должно быть, или умер? Я спросил у людей. и мне рассказали, что он ещё здравствует и живёт там-то и там-то. Пошёл. Он уединился в городе, в тиши; убогий домик зарос «ночной красавицей» и власоцветом, «петушьи гребни» закрывают дверь. А, это здесь! Я постучал; вышла бедно одетая женщина. «Откуда изволишь идти, почтенный монах? Хозяин пошёл кое к кому по соседству. Если есть у тебя дело, пожалуй в дом». Я понял, что это его жена. Вот так бывало в старинных романах! Я вошёл, остался в этом доме на двое суток; и, чтобы увидеть гавань при полной луне*, опять пошёл в путь. Тосай собрался мне сопутствовать, забавно подвернул подол и потихоньку побрёл показывать мне дорогу.

( *Примечания. )

Выкупался в источнике.
Лишь прикоснуться
К росинке хризантемы
На горном склоне-
И жизнь наша продлится
Как век тысячелетний
(из антологии Кокинсю)
Действие его — второе после ключей Арима.
В горах глубоко
К чему рвать хризантему?
Источник светлый!
Хозяином в гостинице состоит ещё молодой парень Кумэноскэ. Его отец любил поэзию хайкай; когда Тэйсицу, давным-давно, еще молодым, прибыл из столицы сюда, он был посрамлён им в знании изящного, вернулся в столицу, сделался учеником старца Тэйтоку и стал известным. И, прославившись, он в этом селенье за слова суждения не брал платы*. Теперь-то все это стало рассказом былых времён.

24. Сора заболел желудком, и так как в провинции Исэ, в Нагосима, у него есть родные, то он ушёл вперед.
И пусть на пути
Свалюсь обессиленный я,—
Долина в цвету!
- написал он напоследок. Печаль уходящего, жалобы остающегося подобны блужданию в облаках разлучённой четы диких уток. И я тоже:
И вот сегодня**
Стереть мне надо знаки!
Роса на шляпе...

( *Прмечания. )

Пройдя гору Унохана и ущелье Курикара, я дошел до Канадзава в пятнадцатый день седьмого месяца. Там оказался купец Касё, приходящий из Осака. Он остановился в одной гостинице со мной. Я как-то слышал, что некий Иссё был привержен к нашему пути, многие его знали; прошлую зиму он безвременно скончался, и когда его брат свершал заупокойную службу —
Могила, двинься!
Рыдающий мой голос, -
Осенний ветер...

Приглашённый в одну беседку -
Осени свежесть!
А угощенье для всех —
Дыни, демьянки...

Сложил в дороге:
Хоть беспощадно
Палит, как раньше, солнце, -
Осенний ветер...

Сегодня я оставил за собой опасные переходы этих северных мест - Оясирадзу, Косирадзу, Инумодори, Комагаэси; когда, усталый, я придвинул себе подушку и лёг, в передней стороне дома, через комнату, послышались молодые женские голоса, - их было два. К ним примешивался голос пожилого мужчины; они разговаривали: это были куртизанки из города Ниигата провинции Этиго.Они совершали паломничество в храм Исэ, мужчина провожал их до этой заставы. Они писали письмо, которое наутро отсылали с ним домой, и передавали всякие суетные дела. «Отдались мы брегам, где плещут гребни волн, влачим жизнь, что век рыбака, и суждено нам не иметь пристанища нигде.
Рыбаку,чей век
Там проходит,где всегда
Гребни белых волн
Плещут о песчаный брег,
Нет пристанища нигде
(из антологии Кокинсю)
И каждый день мы пожинаем возмездие за прошлую жизнь. О, как это горестно!» — слышал я и заснул под эти слова.

Усевшись в келье в этом храме, я поднял штору и одним взглядом вобрал весь вид: на юге гора Тёкай упирается в небо, а отражение её падает в море; на западе дорогу преграждает застава Муямуя; на востоке возведена насыпь, и виднеется далеко дорога на Акита; с севера раскинулось море, и место, куда заходят волны, зовется Сиогоси. В бухте вдоль и вширь одно ри; она и приводит на память Мацусима, и отлична от неё. Мацусима словно смеётся, Кисаката словно досадует. К унынию прибавляется печаль; кажется, что весь вид омрачает дух.
О Кисаката!*
Ты как Сиши во сне, в дождь,
«Цветок сна» - нэбу.

О Сиогоси!
Здесь цапли мочат ноги,
Прохладно море.

Праздник.

О Кисаката!**
Что здесь едят сегодня?
Священный праздник...
(Сора)

Шалаш рыбачий.
Лежат дверные доски.
Прохладный вечер...
(Тэйдзики)

Увидав на скале гнездо сокола:
Пене бурных волн
Суждено не долетать.
Сокола гнездо!
(Сора)

( *Примечания... )

21. Когда исчерпаны были все виды бухт и гор, воды и суши, душа затосковала по Кисаката. Направившись на северо-восток от гавани Саката, я переходил горы, следовал вдоль берега, ступал по песку - протяжением всего десять ри; когда солнце уже понемногу клонилось к закату, - ветер с моря стал взметать прибрежный песок, заморосил дождь и скрыл гору Тёкай. Я брёл в потёмках наугад. «И при дожде всё по-особому, и, когда прояснится, будет любопытно!» — так подумав, я забрался в крытую камышом хижину рыбака и стал ждать, пока перестанет дождь.

Вернувшись в келью, я, по просьбе адзяри, записал хайку о паломничестве к Трём горам.

Как прохладно здесь!
Месяц ранний над тобой,
Чёрная гора.

Пики облаков*
Рушились уж сколько раз...
О гора Луны!

Замкнуты уста!
На горе Ключей от слёз
Влажен мой рукав...

Юдонояма!
Слёзы лью, ступая здесь
По деньгам в пыли.
(Сора)

( *Примечания )

NAGASAWA ROSETSU

Порывистый листобой

Спрятался в рощу бамбука

И понемногу утих.

М.Басе (В.Маркова)